Четвертуя бумаги, я пояснил очумевшему хозяину:

– Вообще-то это мы к вам по вызову ехали. Мои соболезнования!.. Но эти вот кидалы обманом втёрлись к вам в доверие и…

– Ты кто, бля?! – пиджак грохнул ладонями в стол.

– Вы извините, что так вышло, – торопливо договаривал я хозяину. – Это аферисты!.. Они просто наживаются на вашем горе… Но мы всё исправим! Сейчас придёт человек, который предложит вам лучшие условия… Это жена ваша, простите, умерла? – спросил и мысленно отругал себя, что не выяснил у Мукася, кем покойница приходится хозяину. Вот Балыбин не позволил бы себе такой непрофессионализм.

– Сеструха моя, – пробормотал хозяин.

– Её доставят в наш… э-э… пантеон! Там к ней отнесутся с уважением и…

– Так увезли же, – оторопело пояснил хозяин. – На скорой ещё.

– Э! – Пиджак опомнился. – Чё творишь, пездюк?!

В своей позе он почему-то напоминал обнаглевшего пса, вставшего лапами на обеденный стол.

– За базаром следи! – приказал я. А к хозяину обратился подчёркнуто вежливо. – Ещё раз извините!.. Сестру вашу по-любому к нам в больницу привезут!..

Из смежной комнаты послышались босые шаги. Показалась всклокоченная тётка в халате и трениках:

– Не знаю, куды Анька паспорт свой запычкала!..

Лицо у неё было как у заспанного клоуна.

“Папе-зде, папе-зделали ботинки на высоком каблуке!” – я выдернул у пиджака из-под ладони последний лист. И тоже порвал надвое.

– Оп-па! – он вдруг хапнул меня за загривок – крепко, увесисто. Я бы успел увернуться, но не стал этого делать. Мне ведь не хватало повода, чтобы по-настоящему обозлиться на него.

“Бил-мамашу-папе-зде! Бил-ма-ма-шу-па-пе-зде!” – грохотало в висках.

Рядом вскрикнула баба-клоун:

– Ой-ни-нада-а-а-а!..

Я чуть потянулся назад. Пиджак, в свою очередь, надавил, словно собирался потыкать меня в бумажные клочки на столе:

– В натуре, схаваешь их все!..

Наши склонённые лица отразились в исцарапанной полировке стола.

Вспомнилась аллея братков, ростовые портреты, так похожие на отражения в масляно-чёрной воде. Павшие герои девяностых смотрели с презрительной насмешкой. До чего же ничтожной, мелочной была наша заварушка в сравнении с былым великолепием прежних разборок, когда, чуть что, грохотали автоматные очереди, взлетали на воздух заминированные “мерсы” и “порши”. Нынче не девяностые, а нулевые, я на окраине подмосковного городка оспариваю права на нищее тело увезённой в морг Анны. И в кармане у меня не “макар” или “глок”, а тупая, как столовый нож, китайская выкидушка…

– Ты сейчас очень себе навредил, хлопчик, – произнёс пиджак спокойно. – Не знаю, отделаешься ли одним баблом…

Это прозвучало так убедительно и тревожно, что кишки у меня скукожились. Но я, не давая себе времени на обдумывание последствий, двинул снизу кулаком в рябой подбородок. Подгадал аккурат на лязгнувшее зубами слово.

“Па-па бе-гал по из-бе, по избе, бил ма-машу папе-зде!..”

Пиджак обрушился рядом с железным печным поддоном, врезанным прямо в пол. Загремело и перевернулось ведёрко для золы. Упала, но не покатилась квадратная бутылка из-под виски. Там же валялась и самодельная кочерга из обрезка арматуры. Но прежде чем пиджак догадался схватиться за неё, я дважды залепил кроссовкой ему под дых, так что он согнулся, как креветка.

“Папе-зде, папе зде-лали ботинки на высоком каблуке!..”

Ойкала, будто радовалась, лохматая баба-клоун, часто сопел хозяин. Я бил и одновременно извинялся:

– Уж простите!.. К вам наш человек!.. А бумажки эти, – я указал на стол, – в мусор выкинуть!.. С вами новый договор сделают!.. Извините!..

Мукась медлил, не шёл. Я прихватил вставшего на карачки агента и поволок к выходу. Пиджак не сопротивлялся, лишь повторял:

– Бля, ты попал!..

– По твоей охуевшей морде я попал! – отвечал я, бодрясь, хотя внутри меня бушевала тревога.

В предбаннике я предусмотрительно вытащил дубинку. И не прогадал, потому что на пороге внезапно возник рыжий:

– Вот же ты!.. – начал, увидев меня.

Не дожидаясь конца обличительной фразы, я огрел его дубинкой. Рыжий успел выставить руку и, в свою очередь, метко лягнул меня всей ступнёй – прямо по вмявшемуся в рёбра футляру. Но при этом сам потерял равновесие и покатился со скользких ступеней.

Я чувствовал, что с футляром ничего не произошло, но угроза часам привела в бешенство. Прежде чем рыжий успел подняться и заслониться, приложил его по голове. К счастью, попал серединой дубинки, а не кончиком, а то бы ему пришлось совсем худо. Но даже после такого удара на его конопатом лбу разом вспух и закровил желвак.

Рыжий, лёжа на спине, засучил ногами, быстро сполз с тропки из плит, не соображая даже, что движется прямиком к беснующейся собаке.

Я увидел Мукася. Он беспечно курил возле калитки. Рядом с бестолковым выражением стоял Жабраилов. В проёме то показывался, то исчезал травоядный водила, говорил по телефону.

Я, напоминая себе озверевшего омоновца, закружил возле рыжего. Двинул его раз, другой, как поверженного демонстранта. Он больше не матерился, а только ворочался, как перевёрнутый жук.

И тут я заметил рядом с плиточной дорожкой револьвер – наверное, выпал из кармана рыжего, когда тот загремел со ступеней. Никелированный, с коротким бульдожьим стволом и чёрной рукоятью. Я хотел отфутболить его подальше, а после подумал – вдруг пиджак очухается и подберёт.

Отбросил дубинку и цапнул револьвер – маленький, но увесистый. Замахнулся было, чтобы двинуть рукоятью рыжего по переносице, но всё же сообразил, что мне вообще-то стволом не угрожали, и запихнул револьвер в карман штанов, как честно добытый трофей.

Крикнул жёстко Мукасю:

– Особое приглашение?! – схватил рыжего за ворот куртки и двумя рывками подтащил поближе к клацающей собачьей пасти.

По тому, насколько легко это далось, я понял, что уже вошёл в адреналиновое состояние, наделявшее магической невесомостью все окружающие предметы.

А Джесси будто поняла мой план, распласталась на брюхе и поползла, изнывая от ярости.

Но от взгляда на собачий влажный нос, чёрно-алые дёсны, клыки, лапы, скребущие землю, меньше чем в полуметре от рыжей расквашенной головы, яростный запал мой иссяк, я не знал, что делать дальше.

Но агента, похоже, проняло. Он забормотал отчаянно:

– Не надо!.. Не надо, бля-а-а!..

– За беспредел ответите! – как-то официально заявил пиджак. Он, оказывается, проковылял за моей спиной, но даже не подумал напасть. Стоял теперь перед Мукасём.

– Совсем потерял страх? И связь с реальностью? – разухабисто отвечал ему Мукась. – Ещё не понял? Это ж Крот мало́й! Ты чё, реально такой бо́рзый, что на Кротов залупаешься? Хочешь остаток жизни на собственные слюни тупить в дурке?!